— Это прислуга, сэр.
— Разве ее не надо впускать?
— Прислуга должна входить с черного входа, сэр. Я уже его открыл.
— Не понял! Как вход в замок может быть черным или парадным? Во внутренний дворик только один ход. Так построены все замки.
— Противоположная подъездному мостику часть замка разрушена. Там устроили еще один вход. Это было сделано давно, еще при деде почившего лорда, сэр.
— Ясно. Но почему прислуга продолжает звонить? Она не знает о входе с противоположной стороны?
— Не могу знать, сэр.
Реджиналд с удивлением взглянул на Бартона. У себя дома он уже давно открыл бы дверь и впустил человека, который так рьяно рвется к нему. Но в Англии другие понятия, и он не хотел совершать поступки, которые вызвали бы неодобрение чопорного дворецкого.
— Бартон, может быть, эту прислугу один раз можно впустить через парадный вход? — поинтересовался он некоторое время спустя, когда колокольчик уже захлебывался в агонии.
— Как прикажете, сэр. — И Бартон неторопливым шагом вышел из комнаты.
Реджиналд Фенелл родился и вырос в Штатах. Лордом он стал благодаря дальнему родству с почившим старым графом Уайтвентхенджем. Реджиналд приходился ему двоюродным племянником и по сложным изгибам гражданского права Великобритании стал единственным и неоспоримым наследником одиннадцатого графа Уайтвентхенджа, недавно умершего и не оставившего после себя сына. Дочерей, хотя они и не могли наследовать его титул, у одиннадцатого графа тоже не было, ибо за свою долгую жизнь — а умер он на пороге своего девяностолетия — он так и не удосужился жениться.
Реджиналд Фенелл свалившийся на него титул с замком в придачу подарком судьбы не считал. Тридцатисемилетний Реджиналд был богат. Его инвестиционный банк, находящийся в Штатах, процветал. Свое нынешнее путешествие в Англию он считал пустым времяпрепровождением. Неизвестно, как он вступал бы в наследство, если бы мыслью поселиться в замке не увлеклась Кристин.
Это она первая появилась в замке и тотчас же принялась за его обустройство. Почивший граф считал своей главной задачей в жизни поддержание убранства замка и правил жизни в нем на уровне начала двадцатого столетия. Созданный некогда его матерью интерьер к моменту появления Кристин пребывал в первозданном виде. Умная Кристин моментально оценила антикварное убранство и пришла в восторг. Единственное, что ей не понравилось, — это витавший в замке дух запустения и откровенная пыль, копившаяся в нем годами.
Покойный одиннадцатый граф уже лет пятнадцать жил отшельником. Он и в молодости не отличался легким нравом и всегда с неохотою покидал родной замок, а к старости и вовсе превратился в домоседа. Жители близлежащих деревень и маленького городка Тентерден прозвали графа злым волшебником.
Прислугой за все у него был старый дворецкий Бартон, лет на десять позже своего хозяина родившийся в замке и всю свою жизнь проведший в нем. Три раза в неделю к двум одиноким старикам приходила Мэгги, женщина лет пятидесяти, которая жила в соседней деревне. Она выполняла обязанности поварихи и готовила лорду и его дворецкому еду. В ее обязанности входила и доставка продовольствия и предметов первой необходимости. Для этого Мэгги нанимала такси, но шофер только помогал ей донести поклажу до ворот замка. Далее его Бартон никогда не пускал.
Один раз в году граф и дворецкий устраивали генеральную уборку. Тогда дней на пять в замке собиралось несколько женщин, пытавшихся разгрести вековую грязь. Но Бартон, а иногда и сам граф ходили за ними по пятам. Старый лорд очень боялся, что женщины ненароком что-нибудь разобьют или чересчур рьяно начнут стирать пыль и протрут материю до дыр. Поэтому уборщицы всегда слышали одни и те же слова:
— Куда поволокла? Ваза из севрского фарфора. Поставь на место! Пыль она, видите ли, собралась вытирать! — командовал старый граф.
Бартон тоже не отставал от него.
— Не тронь сервиз. Им никто не пользуется. Зачем его мыть? Понимать должна, вещь дорогая, не для твоих неуклюжих лап.
Вскоре желающих принять участие в уборке замка стало так много, что можно было устраивать конкурс на лучшую уборщицу, которая своей трудовой деятельностью не тревожит пыль и грязь. Объяснялось это очень просто — старый граф не был жмотом и платил за откровенное безделье более чем достаточно. А как можно было проявлять трудовой энтузиазм, если тот не только не приветствовался, но даже карался — слишком старательных просто-напросто изгоняли из замка! Попасть на ежегодную уборку в замок считалось очень выгодным делом. Некоторые из работниц вообще умудрялись не двинуться дальше холла.
Вот так прожив среди музейной обстановки начала двадцатого века всю жизнь, старый граф умер. Перед смертью у него начались галлюцинации. Он бредил какой-то ведьмой и заклинал Бартона не пускать ее в замок. Бартон клятвенно ему обещал, что, пока жив, ни одна ведьма в замке не покажется.
Реджиналду Фенеллу, нынешнему лорду Уайтвентхенджу, чтобы вынести вердикт, не требовалось многих месяцев на осмотр своего наследства. Быстрый мозг финансиста успел сразу ему подсказать, что замок потребует значительных капиталовложений. Но, видя восхищение Кристин, он распорядился по мере возможности отмыть замок и нанять прислугу. Еще в Штатах он узнал, что единственный человек, оставшийся в замке, — престарелый дворецкий, который хотя и отличается завидным здоровьем, но вести хозяйство уже как следует не может. Реджиналд дал по телефону указание Бартону нанять ему в помощь экономку и поручил поиск подходящей кандидатуры, ибо посчитал, что если работать с экономкой предстоит дворецкому, то ему и карты в руки. Сам Реджиналд только обеспечил получение чека человеком, которого наймет Бартон, чтобы тот мог переехать в замок.